09 АВГ. 2024

3 года со смерти Сергея Ковалева

09 АВГ. 2024

Preview Image

Сергей Ковалев в Чечне, 1995. Фото: Томаш Кизны

9 августа 2021 года умер многолетний руководитель Российского Мемориала, ​​ученый-биолог, один из самых известных участников правозащитного движения в СССР, политзаключенный, государственный и общественный деятель — Сергей Адамович Ковалёв. Публикуем текст члена Совета Центра «Мемориал» Александра Черкасова, который вышел три года назад в «Ежедневном журнале».
Марафонец
Сегодня утром, на рассвете, в пятом часу утра во сне умер Сергей Адамович Ковалев. Наш старший товарищ, учитель, коллега. Неутомимо споривший и с нами, и с оппонентами, и с судьбой. Ученый, исследователь, во всем искавший систему. Боровшийся с системой, порою побеждая, но и в поражении, и в отчаянии не унывавший. Человек энциклопедических знаний и жизни возрожденческого размаха, — теперь об этом можно сказать, не боясь получить от него уничтожающую реплику. Сергея Адамовича, на самом деле, хватило на несколько полноценных жизней.
Учёный, биолог с КЮБЗа, Клуба юных биологов зоопарка. Биофак в не самые веселые для биологии годы «лысенковщины». Когда умер Сталин, и всех сгоняли на траурные мероприятия, Ковалев как раз вел куда-то собаку из вивария, и на призывы на автомате ответил: «Но ведь живой пес важнее мертвого льва!» Ну да, живые для него всегда были важнее… Научное тут всегда было рядом с «общественным», и когда в начале 60-х лысенковцы вновь поднял голову, ученым пришлось заколачивать последний гвоздь в крышку гроба. «Гвоздем» стала статья за подписью нобелевского лауреата, академика Николая Семенова. Писали статью Сергей Ковалев и его друзья Михаил Беркенблит и Левон Чайлахян. Но это «общественное» было лишь продолжением собственно научной работы. Ковалев защитил диссертацию, работал в МГУ, в лаборатории Израиля Моисеевича Гельфанда.
И тут «научное» вошло в столкновение с «общественным», — во второй половине шестидесятых Сергей Ковалев со свойственной ему основательностью плотно погрузился в правозащитное движение, еще не названное «диссидентским». Как-то Гельфанд задал Ковалеву вопрос: «Вы говорите, что система прогнила, пальцем толкни — и рухнет. Но то же самое говорили про Византию!» Ковалев якобы ответил (на самом деле, не экспромтом, а обсудив): «Ну что ж, триста лет — этот срок меня устраивает!»
Эта установка оказалась верной, — режим рухнул меньше, чем через тридцать лет, но лишь потому, что Сергей Адамович и его друзья были «марафонцами», они не ждали скорой победы. А тогда, в 69-м, Сергей Ковалев и его друг Александр Лавут вынуждены были уйти из Университета.
Сергей Адамович, человек основательный, вошел в «движение» осенью 68-го, во время суда над демонстрантами, протестовавшими против советского вторжения в Чехословакию. Сам он не был ни «вождем», ни оратором, ни манифестантом, — и судьба закономерно привела его в «Хронику текущих событий». Были арестованы ее первые редакторы, — Наталья Горбаневская, придумавшая «Хронику» в 68-м, и Илья Габай. «Хроника», несмотря на аресты, на протяжении пятнадцати лет составляла суть, стиль и стержень правозащитного движения в СССР. Поэтов сменили ученые: теперь Ковалев составлял и с присущей ему неторопливой основательностью редактировал «Хронику».
Аресты тех, кого Комитет государственной безопасности считал «лидерами» и «вождями», их покаяния и признания, шантаж остающихся на свободе привели к тому, что выход «Хроники» в 1972 году приостановили. Издание возобновили в 1974-м — теперь уже люди, открыто взявшие на себя ответственность за его распространение: Татьяна Великанова, Сергей Ковалев, Татьяна Ходорович. «Ответственность» была не пустым словом: в декабре 1974-го Ковалев был арестован.

Фотография из архивно-следственного дела, 1974 год

В ходе следствия Комитет государственной безопасности решил было доказать клеветнический характер «Хроники». Во вменявшихся Ковалеву выпусках было порядка тысячи сюжетов. Неточности были найдены, кажется, в десяти. Существенные неточности можно было пересчитать по пальцам одной руки. Следствие КГБ, само того не желая, подтвердило качество «Хроники текущих событий», недосягаемое для современных отечественных СМИ.
Приговор — семь лет строгого режима и три года ссылки. Сергей Адамович отбывал срок в Пермских лагерях, Чистопольской тюрьме, ссылку — на Колыме. В лагере было очень много поводов бороться за свои права, отсюда было о чем писать в «Хронику». Лагерная администрация отвечала Ковалеву на своем языке — вплоть до карцера и перевода на тюремный режим.
КГБ добавил к этому заложничество: арестованы и осуждены были Иван Ковалев и Татьяна Осипова — сын и невестка Сергея Адамовича. Их шантажировали судьбами друг друга. Ковалев выдержал и это испытание.
Свобода в оруэлловском 1984 году выглядела как жизнь за 101-м километром, но вдруг наступил 1985-й. Не прошло и тридцати лет из трехсот, о которых Ковалев говорил со своим учителем, Гельфандом, — а стена зашаталась. Почему? Наверное, потому, что были люди, готовые преодолеть эту марафонскую дистанцию.
И ещё потому, что заполнялись страницы той «Жалобной книги», о которой говорил Ланцелот в «Драконе» Шварца. Не сами по себе заполнялись — трудами Сахарова, Солженицына, Ковалева, многих, многих других. Потому что люди читали эту книгу, читали «Хронику», читали прочий Самиздат, и менялось их миропонимание. На многие неудобные вопросы находились ответы. И менялась реакция людей на эти ответы — от «Не может быть!» через «В этом что-то есть…» к «Ну кто же этого не знает?»
Весной 1988 года Сергей Адамович, его друзья и соратники познакомились с «мемориальцами». В 1989 году Мемориал выдвигал Андрея Дмитриевича Сахарова в народные депутаты СССР, а в 1990-м — Сергея Адамовича Ковалева в народные депутаты России. В Верховном Совете Сергей Адамович руководил Комитетом по правам человека, и «Мемориал» его поддерживал в этой работе. Депутатами тогда стали многие бывшие диссиденты и многие «мемориальцы». Что-то удалось поменять, например, в пенитенциарной системе, которую Ковалев опробовал на своей шкуре. 

Предвыборный плакат 1990 года

Но оказалось, что массовые и грубые нарушения прав человека не исчезли. На поверку новое время лишь означало, что они изменились: вместо политических репрессий — этнические и социальные конфликты. Сначала на периферии распадавшегося Союза, потом и в России: Пригородный район в 1992-м, Москва в 1993-м, с 1994-го — Чечня.
В Чечне «группа Ковалева» работала с декабря 1994-го. Попытки наладить переговоры. Репортажи из города, где под бомбежками гибли мирные жители. Первые списки пленных, которых генералы предпочитали забыть. Сообщения о фильтрационных лагерях и зачистках. Спасенные жизни. И невозможность что-то изменить по большому счету. И так полгода, до Буденновска, до больницы с заложниками, захваченными террористами Шамиля Басаева. Тут, после провала безумного штурма больницы спецназом, «группа Ковалева» сумела войти в переговоры, и в итоге добиться обмена полутора тысяч заложников на полтораста заложников добровольных. Они стали «живым щитом» для террористов, которым дали коридор для выезда в Чечню. Члены «группы Ковалева» — депутаты Борщев, Молоствов, Рыбаков, Курочкин, Осовцов, мемориалец Орлов и другие — также стали добровольными заложниками. А в Грозном начались мирные переговоры под эгидой ОБСЕ. На полгода наступил какой никакой, но мир. Только вот трое суток сорокаградусной жары в раскаленном автобусе были лишними для сердца Сергея Адамовича.

Сергей Ковалев в автобусе с заложниками, 20 июня 1995 года

За это он был удостоен высшей государственной награды. Но не России, а Франции: в формуле награждения орденом Почетного Легиона описан подвиг Сергея Ковалева в Буденновске. От государства российского и советского единственной наградой был тот лагерный срок.
«Группа Ковалева», она же «наблюдательная миссия правозащитных организаций», прежде всего мемориальских, продолжала работать на Кавказе. Но такого «настоящего макроскопического воздействия» больше не было. Такое ощущение, что маятник Истории качнулся обратно.
*****
Если кто-то возьмется подводить итоги… 
Ученый, чья, возможно, блестящая карьера прервалась на взлете. Правозащитник и редактор, отправленный на десять лет подальше от общества, пера и бумаги. Политик, депутат, общественный деятель, оказавшийся на обочине.
Вряд ли такого человека назовут успешным, — но всё дело в том, что считать успехом.
Идеалист, признававший лишь прагматику политического идеализма. Человек свободной мысли, претворявший эту мысль в действие. Никогда не отрекавшийся от товарищей и от убеждений. Марафонец, пробежавший свою часть дистанции, и передавший эстафету.
На поминках Ковалев всегда говорил: «О мертвых — как о живых!» И пил, чокаясь. Сергей Адамович остается с нами.

Поделиться в социальных сетях

Подпишитесь на нашу рассылку

Мы в социальных сетях

Пресс-службаpress@memohrc.org

Центр защиты прав человека «Мемориал» использует европейскую политику сбора и хранения данных пользователей GDPR

Мы используем файлы cookie

Это нужно для сбора статистики и вашего удобства. Оставаясь на сайте, вы соглашаетесь с тем, что мы можем сохранять на вашем устройстве cookie — небольшие текстовые файлы, которые запоминают ваши предпочтения и некоторые детали вашего посещения